no party with yusupov no cry
13.04.2012 в 22:55
Пишет [J]blind_pilot[/J]:Хузер, Сидни, одеялко, ангст, комфорт, а кто-то снова спит. автор вот, например, не спит вторые сутки и очень им завидует.
745 слов
для Мокко, с любовью и благодарностью
Хузера нещадно лихорадит с самого утра. Врач говорит – не малярия, не пневмония, гуляй отсюда, солдат, - и ему приходится торчать вместе со всеми на палубе, пока они заходят в гавань. Это от волнения, братишка, говорит ему кто-то и хлопает по плечу, и легонький хлопок отзывается мурашками по телу. У Хузера вся кожа болит так, словно он весь день валялся на солнце, и когда он бурчит это в ответ на расспросы, никто ему, конечно же, не верит. Индианец. Пережарился на солнышке. Ха.
Кто-то словно выкрутил громкость на полную катушку, и праздничный парад отдается в его голове гулким набатом. Сидни рядом робко осматривается по сторонам. Кажется, говорит, я хочу остаться тут навсегда, кажется, мы попали в рай. Хузер думает: что свист пуль, что бой барабанов, что этот радостный визг – ну уж нет, в моём раю было бы потише. Он идёт, еле переставляя ноги, как слепой, по мостовой этого чужого города, в котором их все знают, а они не знают никого, и чувствует себя отнюдь не победителем – скорее, каким-то одичалым.
Мельбурн кажется Хузеру враждебным. Только скрывшись в стенах стадиона, где их разместили, он вздыхает более-менее свободно: солнце больше не бъёт в лицо, нет этих цепких внимательных взглядов повсюду, да и зеленое поле напоминает о чем-то далеком и родном. Хузера по-прежнему знобит. Все остальные, не успев прийти, уже срываются с места и, как один, отправляются в город, сегодня у каждого есть шанс на нормальную жизнь; но Хузер занимает первую попавшуюся кровать и сразу же проваливается в дремоту.
Ему снится дом, отец, и школьный двор, на котором они всегда играли в бейсбол, и всё как всегда вроде бы, разве что сейчас газон почему-то сожжён, и отец стоит у самой кромки поля и зовёт его к себе. Билл – тогда он был еще Биллом, и только – бежит, что есть сил. Его ноги увязают в изрытой пулями земле, но он бежит до следующей базы, словно это самое важное дело на свете, бежит, пока не спотыкается и не летит головой вниз в окоп, короткий и неглубокий, «почему-то совсем как могила», думает маленький Билли, а когда он выбирается обратно на край ямы, его лижет в нос Спарки, холодным и мокрым языком...
Хузер просыпается от этого и резко дёргается, задевая кого-то, сидящего рядом с койкой на корточках. «Кто-то» теряет равновесие, приземляется на задницу и ойкает. Хоть и спросонья, но Хузер знает – свои. Не распускать руки. Опознать. Вытереть с лица что-то липкое. Он проводит тыльной стороной ладони по лицу, затем облизывается. На вкус - мороженое.
- Я не знал, как еще тебя разбудить, - подает голос с пола Сидни. – Я мог бы кофе, ну, знаешь, люди от запаха кофе просыпаются, но кофе нет, а мороженое как-то... не пахнет. Но оно вкусное, а ты не пошел с нами в город, и я подумал...
- Ты зачем мне этим в лицо тыкал, дурак?
Сидни дурашливо смеется.
- Я не тыкал. Я случайно.
Он суёт подтаявший стаканчик в руки очумевшему Хузеру, а сам изображает пантомиму: в одной руке воображаемая кружка, другой рукой он машет от себя, нагоняя воображаемый кофейный запах. Единственный запах, который доносится до Хузера, это густой пивной дух, и у него вдруг сводит скулы, так отчётливо ему представляется холодный, запотевший бокал.
- Хорошо отдохнули, я смотрю? – Хузер садится на кровати, заворачивается в одеяло и вертит злосчастное мороженое в руках.
- Так это... – Сид сияет и разве что не подмигивает, - я зачем тебя будить пришёл. Ещё не вечер же. Пойдем в город, а? Ведь всё пропустишь.
Он поднимается с пола, цепляясь за соседнюю койку, отряхивается.
- Пойдем?
На Хузера вновь накатывает какофония звуков, и по плечам снова пробегает озноб, и он почти уже говорит «нет» - но лёгкий укол зависти заставляет его сказать «ладно». Он проглатывает уже тёплое мороженое в один присест. Сидни рядом всё это время переминается с ноги на ногу и терпеливо ждёт, пока Хузер найдет в себе силы расстаться с одеялом и приведет себя в порядок, а потом бежит вперед и снова ждёт – на этот раз у самого выхода, и легонько вздрагивает, когда ладонь Хузера ложится ему на плечо. Они так и выходят из здания друг за дружкой, и Хузер, снова как слепой, ступает вслед за Сидни на мостовую Мельбурна, и на какую-то секунду действительно слепнет, потому что кто-то, кажется, разлил на этот город целый фейерверк огней. Но потом Сид внезапно оборачивается к нему, и Хузер видит, как горят его глаза, каким-то пьяным и немного детским счастьем.
- Разве это не рай, а?
Хузер смеётся, разворачивает его обратно и думает, что, возможно, Мельбурну и стоит дать шанс. Возможно, им всем стоит дать шанс на что-то.
URL записи745 слов
для Мокко, с любовью и благодарностью
Хузера нещадно лихорадит с самого утра. Врач говорит – не малярия, не пневмония, гуляй отсюда, солдат, - и ему приходится торчать вместе со всеми на палубе, пока они заходят в гавань. Это от волнения, братишка, говорит ему кто-то и хлопает по плечу, и легонький хлопок отзывается мурашками по телу. У Хузера вся кожа болит так, словно он весь день валялся на солнце, и когда он бурчит это в ответ на расспросы, никто ему, конечно же, не верит. Индианец. Пережарился на солнышке. Ха.Кто-то словно выкрутил громкость на полную катушку, и праздничный парад отдается в его голове гулким набатом. Сидни рядом робко осматривается по сторонам. Кажется, говорит, я хочу остаться тут навсегда, кажется, мы попали в рай. Хузер думает: что свист пуль, что бой барабанов, что этот радостный визг – ну уж нет, в моём раю было бы потише. Он идёт, еле переставляя ноги, как слепой, по мостовой этого чужого города, в котором их все знают, а они не знают никого, и чувствует себя отнюдь не победителем – скорее, каким-то одичалым.
Мельбурн кажется Хузеру враждебным. Только скрывшись в стенах стадиона, где их разместили, он вздыхает более-менее свободно: солнце больше не бъёт в лицо, нет этих цепких внимательных взглядов повсюду, да и зеленое поле напоминает о чем-то далеком и родном. Хузера по-прежнему знобит. Все остальные, не успев прийти, уже срываются с места и, как один, отправляются в город, сегодня у каждого есть шанс на нормальную жизнь; но Хузер занимает первую попавшуюся кровать и сразу же проваливается в дремоту.
Ему снится дом, отец, и школьный двор, на котором они всегда играли в бейсбол, и всё как всегда вроде бы, разве что сейчас газон почему-то сожжён, и отец стоит у самой кромки поля и зовёт его к себе. Билл – тогда он был еще Биллом, и только – бежит, что есть сил. Его ноги увязают в изрытой пулями земле, но он бежит до следующей базы, словно это самое важное дело на свете, бежит, пока не спотыкается и не летит головой вниз в окоп, короткий и неглубокий, «почему-то совсем как могила», думает маленький Билли, а когда он выбирается обратно на край ямы, его лижет в нос Спарки, холодным и мокрым языком...
Хузер просыпается от этого и резко дёргается, задевая кого-то, сидящего рядом с койкой на корточках. «Кто-то» теряет равновесие, приземляется на задницу и ойкает. Хоть и спросонья, но Хузер знает – свои. Не распускать руки. Опознать. Вытереть с лица что-то липкое. Он проводит тыльной стороной ладони по лицу, затем облизывается. На вкус - мороженое.
- Я не знал, как еще тебя разбудить, - подает голос с пола Сидни. – Я мог бы кофе, ну, знаешь, люди от запаха кофе просыпаются, но кофе нет, а мороженое как-то... не пахнет. Но оно вкусное, а ты не пошел с нами в город, и я подумал...
- Ты зачем мне этим в лицо тыкал, дурак?
Сидни дурашливо смеется.
- Я не тыкал. Я случайно.
Он суёт подтаявший стаканчик в руки очумевшему Хузеру, а сам изображает пантомиму: в одной руке воображаемая кружка, другой рукой он машет от себя, нагоняя воображаемый кофейный запах. Единственный запах, который доносится до Хузера, это густой пивной дух, и у него вдруг сводит скулы, так отчётливо ему представляется холодный, запотевший бокал.
- Хорошо отдохнули, я смотрю? – Хузер садится на кровати, заворачивается в одеяло и вертит злосчастное мороженое в руках.
- Так это... – Сид сияет и разве что не подмигивает, - я зачем тебя будить пришёл. Ещё не вечер же. Пойдем в город, а? Ведь всё пропустишь.
Он поднимается с пола, цепляясь за соседнюю койку, отряхивается.
- Пойдем?
На Хузера вновь накатывает какофония звуков, и по плечам снова пробегает озноб, и он почти уже говорит «нет» - но лёгкий укол зависти заставляет его сказать «ладно». Он проглатывает уже тёплое мороженое в один присест. Сидни рядом всё это время переминается с ноги на ногу и терпеливо ждёт, пока Хузер найдет в себе силы расстаться с одеялом и приведет себя в порядок, а потом бежит вперед и снова ждёт – на этот раз у самого выхода, и легонько вздрагивает, когда ладонь Хузера ложится ему на плечо. Они так и выходят из здания друг за дружкой, и Хузер, снова как слепой, ступает вслед за Сидни на мостовую Мельбурна, и на какую-то секунду действительно слепнет, потому что кто-то, кажется, разлил на этот город целый фейерверк огней. Но потом Сид внезапно оборачивается к нему, и Хузер видит, как горят его глаза, каким-то пьяным и немного детским счастьем.
- Разве это не рай, а?
Хузер смеётся, разворачивает его обратно и думает, что, возможно, Мельбурну и стоит дать шанс. Возможно, им всем стоит дать шанс на что-то.
ай дайд хир самвэа
@темы: Pacific, And the oscar goes to...